|
АЙН РЭНД
Источник
- Вы хотите сказать, что всерьез думаете стоить таким образом, когда станете архитектором - если, конечно, станете?
- Да.
- Мой дорогой друг, кто вам позволит?
- Это не главное. Главное - кто меня остановит?
Работа принесет мне радость, только если я буду выполнять ее наилучшим из возможных для себя способов. Лучшее - это вопрос правил, и я выдвигаю собственные правила.
Сотрудничество, коммерция - вот ключевые слова современности и профессии архитектора в частности. Вы думали о потенциальных клиентах?
- Да, - сказал Рорк.
- Клиент, - продолжал декан. - Заказчик. Думайте о нем в первую очередь. Это тот, кто будет жить в построенном вами доме. Ваша единственная задача - служить ему. Вы лишь должны стремиться придать подходящее художественное выражение желаниям заказчика. И это самое главное в нашем деле.
- Гм, я мог бы сказать, что должен стремиться построить для моего клиента самый роскошный, самый удобный, самый прекрасный дом, который только можно представить. Я мог бы сказать, что должен стараться продать ему лучшее, что имею, и, кроме того, научить его узнавать это лучшее. Я мог бы сказать это, но не скажу. Потому что я не намерен строить для того, чтобы кому-то служить или помогать. Я не намерен строить для того, чтобы иметь клиентов. Я намерен иметь клиентов для того, чтобы строить.
- Как вы предполагаете принудить их внять вашим идеям?
- Я не прдполагаю никакого принуждения - ни для заказчиков, ни для самого себя. Те, кому я нужен, придут сами.
- Если хочешь моего совета, Питер, - сказал он наконец, - то ты уже сделал ошибку. Спрашивая меня. Спрашивая любого. Никогда никого не спрашивай. Тем более о своей работе. Разве ты сам не знаешь, чего хочешь? Как можно жить, не зная этого?
У Китинга мелькнула мысль, действительно ли он любит свою мать. Но она была его матерью, а по всеобщему убеждению, этот факт автоматически означал, что он ее любит; и все чувства, которые он к ней испытывал, он привык считать любовью. Он не знал, по почему обязан считаться с ее мнением. Она была его матерью, и предполагалось, что это заменяет все "почему".
- Эй, вы, - сказал он, наведя очки на лицо Китинга. - Вы готовите эскизы для этого? - Он махнул ватманом. - Снесите-ка это босу на одобрение. Выслушайте, что он скажет, и постарайтесь при этом сделать умный вид. Впрочем, ни то ни другое ни малейшего значения не имеет.
Когда он строит, клиент помалкивал. От всех он требовал только одного - неукоснительного послушания, хотя сам в жизни никого не слушался.
В присутствии Рорка люди всегда вдруг начинали сомневаться в реальности собственного существования...
Понимаешь, мне не важно, что ты делаешь. Важен только ты сам.
Бог создал слона для тяжкого труда, а комара - чтобы жужжал, а с законами природы экспериментировать, как правило, не рекомендуется. Однако, дитя мое, если тебе так хочется...
Здесь он оказался потому, что со всех прочих мест его выгнали.
Это ловкий ход - одновременно и противостоять толпе, и забавлять ее, потихоньку собирая денежки за вход на персональную выставку.
Когда Тима Дейвиса уволили, никто в бюро не удивился, кроме самого Тима Дейвиса.
Для дружеских отношений Штенгель был недосягаем.
...как устроены большинство людей - все хотят идти проторенными путями и готовы заплатить втридорога за тот же товар, лишь бы на нем стояло клеймо извесной фирмы.
Очертания будущего здания предстали перед ним в виде глубокой ямы в земле.
- Вот и ответ, Говард. Ответ тебе и мне. Эта газета. Она существует, и ее любят. Можешь ты с этим бороться? Можешь ли ты найти слова, которые читатели такой газеты услышали бы и поняли? Им не надо было присылать нам письмо. Лучше бы прислали экземпляр винандовского "Знамени". Так было бы проще и понятней.
Архитектура - это не бизнес, не карьера, это крестовый поход и посвящение своей жизни тому счастью, ради которого только и стоит жить на земле.
Он забыл о первом спроектированным им здании. Забыл о страхах и сомнениях, сопутствовавших появлению на свет его первенца. Он давно уже понял, как все просто. Клиенты готовы будут принять все, что он предложит, лишь бы им дали внушительный фазад, величественный вход и гостиную под стать королевской, гостиную, которой можно было бы потрясти гостей. Все выходило к всеобщему удовольствию: Китингу было наплевать на все, лишь бы произвести впечатление на клиентов; клиентам было наплевать на все, лишь бы произвести впечатление на гостей; а гостям было просто наплевать на все.
Я продаю себя, Питер, я готов вести такую игру - до поры до времени.
Я не добр, Питер.
Он составил список архитекторов, чьи работы вызывали у него наименьшее омерзение, в порядке убывания достоинсв, и занялся поисками работы - спокойно, методично, без гнева и без надежды. Он не задумывался, насколько мучительны для него эти дни, твердо зая одно - это надо делать.
И внезапно он подумал, что сейчас, в этот самый момент, в глазах всего города, всех людей на земле, ему, Говарду Рорку, не суждено что-либо построить. Никогда - а ведь он еще и не начал. Этому он мог противопоставить лишь непоколебимую внутреннюю уверенность, что строить он будет.
Общение с кем-либо не обещало ничего хорошо.
Над квадратным проемом входа в зал горела одинокая лампочка, испуская зловещий голубовато-белый свет, слишком яркий и холодный.
Молодая женщина повернулась и, проходя по направлению к лестнице мимо Китинга, взглянула на него. Ее взгляд на нем не задержался.
- Только не говорите мне, что я прекрасная, восхитительна, что никого похожего вы в жизни не встречали, что вы готовы влюбиться в меня. Рано или поздно вы все это скажете, но давайте отложим этот момент. Во всем прочем мы, как мне кажется, прекрасно поладим.
Мне бы хотелось отомстить миру за то, что мне не за что ему мстить.
- По-моему, было бы лучше, если бы вы не говорили мне, что я вам нравлюсь. Тогда у меня было бы больше шансов надеяться, что это окажется правдой.
- Дорогая, - сказал он. - Каждый раз, когда я вижу вас, вы становитесь все очаровательнее. Кто бы мог подумать, что такое возможно?
- Седьмой, - сказала она.
- Что?
- Вы уже седьмой раз об этом говорите при встрече, Гордон. Я веду счет.
Он не мог решить, что же у него с ней вышло - полный успех или полная неудача.
- Спасибо, Питер.
- Я думаю, ты добьешься успеха. Я в этом не сомневаюсь.
- Неужели не сомневаешься?
- Конечно. Ни капельки. А ты разве сомневаешься?
- Я как-то об этом не задумывался.
- Не задумывался?!
- Не особенно.
- Так значит, Говард, ты все-таки не уверен в себе. Так?
- А почему ты спрашиваешь с такой радостью?
- Что?! Нет, конечно, не с радостью. Просто я беспокоюсь за тебя, Говард. Сейчас, в твоем положении, никак
терять уверенность. Так у тебя есть сомнения?
- Никакик.
- Но ты сказал...
- Питер, я во всем совершенно уверен.
Говард, ты встал на путь, который ведет в ад.
Альва Скаррет смотрел на нее с удовольствием. Он давно уже оставил все попытки сближения с ней, лишь иногда без особой надобности брал ее за руку или трепал по плечу. Никаких надежд на ее счет он уже не лелеял, но в душе его жило некое смутное, полуосознаваемое чувство, которое он сам для себя выражал так: "Чем черт не шутит...".
... к чему ты на самом деле стремишься?
- По-моему, это достаточно очевидно. Я не стремлюсь абсолютно ни к чему.
Было бы ужасно иметь работу, которая нравится и которую боишься потерять.
- И что ты называешь свободой?
- Ни о чем не просить. Ни на что не надеяться. Ни от чего не зависеть.
Нельзя стать первым в чем-либо, не имя сил принести что-либо в жертву.
Нужна сила, чтобы отречься от себя и завовать уважение других.
Потом наступило многомесячное бездействие. Каждое утро он сидел в своей мюро, потому что знал: он должен сидеть там, сидеть и глядеть на дверь, которая никогда не открывалась: он сидел, не снимая руки с телефона, который никогда не звонил. В пепельницах, которые он опустошал каждый день перед уходом, были только его собственные окурки.
- И как ты борешься с таким положением дел? - спросил его однажды вечером за обедом Остин Хэллэр.
- Никак.
- Но ты должен.
- Я ничего не могу с собой сделать.
- Тебе надо научиться обращаться с людьми, находить к каждому особый подход.
- Не могу.
- Почему?
- Я с детства лишен нужного для этого чувства.
- Оно приобретается.
- У меня нет органа, которым его приобретают. Не знаю, то ли мне недостает чего-то, то ли во мне есть что-то лишнее. Кроме того, я не люблю людей, к которым нужен особый подход.
- Но нельзя же просто сидеть и ничего не делать. Нужно искать заказы.
- И что мне говорить, чтобы получить заказ? Я могу показать свою работу. Если они ее не поймут, то не услышат никаких моих слов. Сам я для них ничто, и связывает их со мной только моя работа. И ничего сверх того я им говорить не хочу.
- Что же ты собираешься делать? Тебя такое положение дел не беспокоит?
- Нет. Я предполаг, что так будет. Я жду.
- Чего?
- Людей моего склада.
- То есть?
- Не знаю. Нет, вообще-то, знаю, но не могу объяснить. А хотелось бы. Должен же быть какой-то общий признак, но какой - я не знаю.
Жить то надо, в конце концов.
- Надо, - ответил Рорк. - Но не так.
Вы хотите руководствоваться их представлениями о том, что вам надлежит думать, или своими собственными суждениями?
его чувства к ней начали переплавлятся в ненависть.
Он смотрел на нее, как будто зная, о чем она думает. Она осознала, что неожиданно у нее появилась цель в жизни - беззаветно ненавидеть этого человека.
- Почему вы всегда так смотрите на меня? - спросила она резким тоном и с облегчением подумала, что слова - лучшее средство отчуждения.
Она находила мрачное удовлетворение в боли, потому что эта боль исходила от него.
Он пошел в карьер и работал в этот день как обычно. Она не пришла в карьер, а он и не ждал, что она придет. Но мысль о ней не покидала его. Это было ему любопытно. Было странно столь остро сознавать существование другого человека, ощущать в нем сильнейшую потребность, которую не было надобности облекать в слова; не было в ней ни особой радости, ни особой боли, она просто была - безоговорочная, как приговор. Было важно знать, что она, эта женщина, существует в мире, было важно думать о ней - о том, как она проснулась этим утром, о том, как двигалось ее тело, ныне принадлежащее ему - ему навсегда, думать о том, что она думает.
Если ты наживешь себе врагов, значит, ты опасен именно там, где и должен быть опасен.
- О, Питер, конечно, я понимаю. И одобряю. Но я реалист. Мужчина всегда стремится выставить себя ослом. О, не надо, нельзя терять чувство юмора. И все же я всегда любил историю Тристана и Изольды. Это самая красивая из всех известных историй - после истории о Микки и Минни Маус.
Если чего-то можно достичь, значит, оно не высоко; если о чем-о можно рассуждать, оно не велико; если можно увидеть все целиком, оно не глубоко.
Люди никогда не запоминали жилища Эллсворта Тухи, лишь его владельца.
И все же быть влюбленным - это прекрасно. Мир не знает более трогательной истории - и более банальной.
Он порождает в людях чувство, что любовь к нему была бы наглостью. [о Говарде Рорке]
- Милый, прекрасное так заурядно!
Предположим, я просто скажу, что люди, которые не вписываются, тоже могут быть полезны, как и те, которые вписываются.
Знаешь, когда я хочу поплавать, я не люблю мучить себя, постепенно входя в холодную воду. Я сразу бросаюсь в воду, вначале это ужасно, зато потом все кажется уже не таким страшным.
ему мешало многое и многие, но он никогда их не замечал.
Бессмысленно объяснять мне абстрактные идеалы. У меня их никогда не было. Говорят, я полностью лишен морали. Я руководствуюсь лишь тем, что мне нравится. Но я твердо знаю, что мне нравится. [Энрайт]
Он давал ей время попытаться ускользнуть, чтобы она еще больше поняла собственную беспомость, когда он соберется вновь ее увидеть.
бесполезное имеет свое очарование.
Опасные люди все грязные, и говорят очень неграмотно. А у вас такой прекрасный голос.
- Что за странная идея! Я даже не знаю, ужасно ли это, или очень мудро.
- О, я обожаю ваш дом Энрайта! Не могу сказать, конечно, что он воплощает мои собственные эстетические воззрения, но культурные люди должны держать свой ум открытым для всего, включая, я полагаю, любую точку зрения в творчестве. Прежде всего мы должны широко мыслить, вы не согласны?
- Не знаю, - возразил Рорк, - я никогда не умел широко мыслить.
- Есть только два пути: или не обращать никакого внимания на людей, или, наоборот, быть внимательным ко всему, что с ними связано.
- А какой предпочтительнее, мисс Франкон?
- Тот, что труднее.
- Но желание выбрать самый трудный можно расценивать само по себе как признание собственной слабости.
- Конечно, мистер Рорк. Но это наименее оскорбительная его форма.
есть дела, а есть человеческие отношения.
Он не знал имени этого человека, его профессии или прошлого; ему не надо было знать; он был для него не человеком - только силой; Тухи никогда не видел людей.
Я всегда говорил тебе, что нам надо бы быть друзьями. Интеллектуально у нас много общего. Мы исходим из противоположных полюсов, что совершенно не важно, потому что, понимаешь ли, мы сходимся в одной точке.
Жаль, Доминик. Очень жаль. Если ты не понимаешь, о чем я говорю, возможно, возможно, я никак не смогу этого объяснить. Если же понимаешь, я уже все объяснил и не прибавлю ни слова.
нет ничего более значительного, чем лицо человека. И более красноречивого. На самом деле мы можем по-настоящему узнать человека только с первого взгляда. Более того, при этом взгляде мы узнаем о нем все, хотя не всегда бываем достаточно мудры, чтобы развить это ваше знание. Ты когда-нибудь задумывалась о стиле души, Кики?
Люди окажутся перед тобой совершенно голыми.
- Хуже того. Голым окажешься перед ними и ты. Обнаружишь себя тем, как ты реагируешь на определенные лица. На определенный сорт лиц... Стиль твоей души... В мире нет ничего важнее человека. Нет ничего более важного в человеке, чем его отношение к себе подобным...
Чтож, у каждого свои приемы.
Быть героем,Джоэл, дело очень беспокойное, и ты явно не создан для этого.
у меня есть счастливая способность совершенно бескорыстно извлекать радость из того, что предназначалось отнюдь не мне. [Тухи]
... как интересно видеть людей, которые так радостно приветствуют тебя в своей среде, принимают тебя, толпятся вокруг тебя. Отчего это, как ты считаешь? Они полны презрения сами по себе, но стоит кому-то, кто презирал их всю жизнь, внезапно переменится и стать любезным - они подкатываются к тебе брюшком вверх и со сложенными лапками: давай, пощекочи им животик. Почему? Здесь возможны два объяснения, как мне представляется. Приятное состоит в том, что они великодушны и жаждут почтить тебя своей дружбой. К сожалению, приятные объяснения никогда не бывают верными. Второе же стоит в том, что они догадываются: ты порочишь себя, стремясь к дружбе с ними, ты сошла с пьедестала, одиночество - тоже пьедестал, и они в восторге от возможности стащить тебя еще ниже с помощью своей дружбы. Хотя, конечно, никто, кроме тебя самой, этого не осознает. Именно потому ты идешь на это с муками, а ради благородного дела ты никогда не решилась бы на такое. Нет, ты идешь на это исключительно ради избранной цели. И цель эта настолько гнуснее средств, что сами средства становятся вполне терпимыми.
Наполнить всю колонку бредом, только для того, чтобы протолкнуть одну важную строчку.
Бесполезно быть изощренно ехидным с людьми, которые даже не понимают, что ты изощренно ехиден.
понимаешь, я всегда рекомендую в нужное время выйти из роли.
было бы неплохо, если бы ты меня немного понимала. Видишь, мне совсем не страшно, что меня поймут. Во всяком случае, ты.
- Вы встречались с мистером Рорком, миссис Джонс? И вам он не понравился?.. О, это тип человека, к которому нельзя испытывать чувство сострадания? Как верно. Сострадать - это чудесно. Это то, что чувствуешь, глядя на раздавленную гусеницу. Возвышающее чувство. Можно рязмягчиться и раздаться вширь.. понимаете, все равно что снять с себя корсет. Не нужно поджимать живот, сердце или дух - кога испытываешь сострадание. Это намного легче. Когда задираешь голову и смотришь вверх, начинает болеть шея. Сострадание - великая добродетель. Оно оправдывает страдание. В этом мире надо страдать, ибо как иначе стать добродетельным и испытытать сострадание?.. Восхищение, миссис Джонс, восхищение. Но здесь не обойдешься корсетом... Поэтому я считаю, что всякий, к кому мы не чувствует сострадание, - плохой человек. Как Говард Рорк.
Это было действо напряжения, ибо все великое на земле порождается напряжением.
Она думала: эти люди могут догадываться о многом, что связывает его и меня, - за исключением того, что действительно нас связывает.
Под пустотой я понимаю то, что обычно называют комнатами.
- Ты пиявка, Эллси, - сказала как-то она. - Ты присасываешься к ранам других.
- Значит, я никогда не умру от голода, - ответил он. [Тухи]
Нищий духом - звучит прекрасно, но просто нищий - это совершенно не респектабельно.
Ваш дар не стоит ничего, если вы не отдаете то, что для вас драгоценнее всего.
- Тухи притягивает к себе тех, кто липнет; знаете, лучше всего липнут две вещи: грязь и клей.
Есть две вещи, от которых следует избавляться как можно раньше: чувство личного превосходства и преувеличенное уважение к половому акту.
Они были как машины, которые не заводятся автоматически, кто-то со стороны должен помочь им в этом.
Я опасная личность. Кто-то должен предостеречь вас от меня.
Я пришел не ради тебя. Ради себя.
Кое в чем я умнее тебя, потому что слабее.
Весь этот скандал - только повод повеселится для неотесанных идиотов.
Жертвы не знают, что они жертвы. В этом их недостаток.
Мне было очень плохо однажды, но потом оказалось, что, по большому счету, это не имело ровно никакого значения. [Стивен Мэллори]
Толпа может простить что угодно и кого угодно, только не человека, способного оставаться самим собой под напором ее презрительных насмешек.
Конечно, они не скажут вам в лицо, что ненавидят вас. Напротив, они скажут, что это вы их ненавидите. Разница, впрочем, не так велика.
Хочу сказать, что тебе удалось то, что еще никому не удавалось6 ты доказала, что я не прав.
ничто не может быть хуже того, что я сделаю сама с собой.
Она походила на аккуумулятор, которому надо периодически подзаряжаться от его энергии.
Скажите, дядя, люди много спят, потому что устают или хотят от чего-то укрыться?
если не уважать себя, как можно что-нибудь совершить?
Кэти, я сделал большую подлость. Когда-нибудь я тебе расскажу, только не сейчас... [Питер Киттинг]
Ты предпочел бы вообще не иметь возможности жениться на мне. Но она у тебя есть. Сейчас. И решение за тобой.
Рорк, я могу принять все, кроме того, что легче всего принимают другие: полумеры, почти, приблизительно, ни то ни се, и так и этак.
Чтобы сказать: "Я тебя люблю", надо научиться произвносить Я. [?]
Сражения не бывают бескорыстными.
- Кто это был? - спросил он.
- Говард Рорк, - ответила она.
- Ладно, - прошипел он, - не хочешь, не говори!
не будем говорить о том, что говорит само за себя.
- Скажи, Эллсворт, разве она не великолепна? - говорил между тем Китинг и смотрел на нее с таким жадным восторгом, как будто нашел набитый банкнотами бумажнике.
- Конечно, великолепна, - отвечал Тухи, - не менее, чем я ожидал, но и не более.
Сложение величин дает известную сумму. Есть три единицы - Доминик, ты и я: при сложении они закономерно дают определенную сумму.
Видите ли, я понимаю то, что вы создаете. А вот как я свое понимание употребляю, это другое дело.
Кратчайшее расстояние между двумя точками не прямая, а посредник.
что значит, по-твоему, быть порядочным человеком? Уметь противостоять желанию стащить часы из кармана соседа? нет, проблема так просто не решается. Если бы все сводилось к этому, девяносто пять процентов человечества были бы честными, порядочными людьми. Однако, как ты хорошо знаешь, процент намного ниже. Порядочность означает способность постоять за идею. А это предполагает способность мыслить. Мышление такая штука, что его нельзя одолжить или заложить.
Эллсворт, что, если мы ошибались насчет мира, ты и я?
Книга 2
Он любил гасить свет и полностью раскрывать гардины, когда был в постели с женщиной. "Мы совершаем соитие на виду у шести миллионов", - пояснял он ей.
Сегодняшний день прошел так же, как множество других в его жизни, поэтому было трудно заметить, чем же он отличался от них.
Гейл Винард сколотил состояние на решениях, которые называли сумасбродными.
Винард проговорил минут двадцать и умудрился соврешенно ничего не сказать, но создать полное впечатление, что он поддерживает все, что говорили на встрече.
Такого, мистер Винанд, мое искреннее мнение.
- Вполне вам верю.
- Верите?
- Конечно. Но, мистер Тухи, почему я должен обращать внимание на ваше мнение?
Ничто не изменилось, ушло только желание; нет, гораздо больше, корень всего - желание желать. Он подумал, что человек, лишившись глаз, все же сохраняет понятие зрения; хотя он слышал и о более ужасной слепоте: если центры, контролирующие зрение, разрушены, человек теряет даже память о том, как он видел раньше, не может вспомнить никаких зрительных образов.
Слушаться приказов Гейл Винанд не умел. Он не признавал ничего, кроме правильности только своих решений.
Он слышал и видел такое, что привило ему иммунитет к удивлению на всю оставшуюся жизнь. [Винанд]
в нем боролись самые противоречивые чувства по отношению к окружающим, но чувства уважения среди них не было.
Он позволил себе слабость быть счастливым.
За годы работы в газете он научился ладить с людьми. Лицо его приняло выражение, которое сохранилось на всю оставшуюся жизнь: не совсем улыбка, скорее выражение иронии, адресованной всему миру.
Люди различаются по своим достоинствам, если они вообще у них имеются, но всегда одинаковы в своих пороках.
- Если вы направляете человека к благородной цели, это ему быстро наскучит, - говорил Винанд. - Если потакаете во всех пороках, ему будет стыдно. Но соедините то и другое - и он ваш.
- Новости, - учил Гейл Винанд своих подчиненных, - это то, что создает наибольший взрыв интереса среди наибольшего числа людей. Это то, что убивает наповал. Чем сильнее, тем лучше, главное, чтобы этих людей было достаточное колличество.
- Это не мое дело, - ответил им Винанд, - помогать людям сохранять самоуважение, если его у них нет. Вы даете им то, что они, по их же публичным признананиям, любят. Я же им даю то, что им действительно нравится.
Если нет новостей - надо организовать их.
Альва Скаррет никогда никого не ненавидел, а потому был неспособен и на любовь.
Смена его любовниц происходила так часто, что положила конец сплетням. Говорили, что он никогда не наслаждался с женщиной, предварительно не купив ее, но она должна была быть из тех, которые не продаются.
Если молния ударит в гниющее дерево, оно рухнет, но это не вина молнии.
... вечер застиг его лишенным всяких желаний.
Мысль о смерти не принесла ничего. Мысль о жизни принесла небольшую милостыню - намек на страх.
- Послушай, ты не знаком с той роскошной женщиной?
- Немного, - с удовлетворением ответил Питер, - это моя жена.
...ты совершенное упражнение Господа Бога в структурной математике.
Он внезапно почувствовал отчаянное желание, которого и сам не мог четко объяснить, - желание стать для нее ощутимым.
ты должен льстить людям, которых презираешь, чтобы произвести впечатление на людей, которые презирают тебя.
Люди хотят, чтобы их окружали только зеркала. Чтобы отражать и отражаться. Знаешь, как бессмысленная бесконечность, в которую вступаешь в узком зеркальном коридоре.
я ничего не могу делать наполовину. Те, кто могут, скрывают внутри трещину.
Говорят, худшее, что можно сделать с человеком, - это убить в нем самоуважение. Но это неправда. Самоуважение убить нельзя. Гораздо страшнее убить претензии на самоуважение.
...мне захотелось прыгать и тявкать, как щенку.
- Однако не стоит вилять хвостом, - заметил Тухи.
- Я бы хотела, чтобы вы отдали этот заказ моему мужу. Я понимаю, конечно, что у вас нет причин это делать, - если взамен я не соглашусь переспать с вами. Если это является для вас достаточно веской причиной, я согласна.
Он молча смотрел нанее, не позволяя себе никак проявить свою реакцию. Она смотрела слегка удивленно: что же он медлит, будто ее слова не заслуживают внимания. Ему не удалось, хотя он напряженно искал, увидеть на ее лице ничего, кроме неуместно невозмутимой невинности.
Он сказал:
- Именно это я и намеревался предложить. Но не так грубо и не при первой встрече.
- Я сэкономила ваше время и помогла обойтись без лжи.
- Вы очень любите своего мужа?
- Я презираю его.
- У вас огромная вера в его художественный гений?
- Я полагаю, он третьеразрядный архитектор.
- Так почему же вы это делаете?
- Это меня забавляет.
это стремление к самоуважению является доказательством его отсутствия.
Ни один счастливый человек не бывает так нечувствителен к боли.
Он подумал: "Кровь на камнях мостовой - да, но не кровь на ковре в гостинной"
Это судно служит не для прибытия куда-то, а наоборот, для ухода откуда-то.
Нельзя любить человека, не презирая большинство тех созданий, которые претендуют на такое же определение. [?]
любовь - это почтение, обожание, поклонение и взгляд вверх.
Интересно рассуждать о том, что заставляет людей так унижать самих себя.
...сама идея бессмертия создана для таких, как он. Ты же знаешь, как люди хотят стать бессмертными. Но они умирают с каждым прожитым днем. Они всегда уже не те, что при прошлой встрече. Каждый час они убивают какую-то часть себя. Они меняются, отрицают, противоречат - и называют это развитием. В конце концов не остается ничего, ничего непересмотренного и непреданного; как будто человек никогда не был цельной личностью, лишь последовательностью сменяющих друг друга определений. Как же они надеются на постоянство, которого не испытали ни разу в жизни?
- Ты меня понимаешь. Никто больше не понимает. И ты меня любишь.
- Беззаветно. Когда не слишком занят.
- Что?
- Чувство юмора, Питер. Где твое чувство юмора?
В моих правилах признавать неудачу, если она неизбежна.
Она подумала, что они не поздоровались и что это нормально. Это не была встреча - они никогда не расставались. Она подумала, что было бы странно, если бы он когда-нибудь говорила ему "здраствуй". Человек не может приветствовать каждое утро самого себя.
- Творчество - вещь серьезная, она не для случайных подонков, решивших попытать счастья.
Ее голова устало перекатывалась из стороны в сторону. - Совершено ужасно. Так ужасно, что даже великолепно.
- Если Ибсен мог писать пьесы, почему я не могу? - спросил он. - Он гений, а я бездарь, но ведь этого недостаточно для объяснений.
Фауглер перевернул страницы рукописи концом своей трости.
- Вы слишком сильно бьете по клавишам, Айк, - сказал он.
- Черт возьми, я же не стенографистка. Я творческая личность.
Как называется ваша пьеса, Айк?
- "Не твое собачье дело", - подсказал Айк.
- В каком это смысле?
- Она так называется.
- А, понимаю...
- Почему он не может написать свою биографию?
- Потому что так, как он, и жить не стоит, не то что писать об этом.
- Да, хочется поделится. В следующем месяце я хочу опубликовать автобиографию зубного врача из маленького городка, человека поистине замечательного тем, что ни в его жизни, ни в его книге нет ничего интересного. Лойс, книга должна тебе понравится. Представь себе самого заурядного обывателя, который раскрывает душу так, словно несет откровение.
- Маленький человек, - с нежностью произнес Айк. - Я люблю этот тип. Мы должны любить маленьких людей, населяющих эту планету.
- Вставь это в свою следующую пьесу, - сказал Тухи.
- Не могу, - ответил Айк. - Уже вставил.
Слуховое восприятие муравья не рассчитано на гром.
- Я забыл вас поблагодарить, Эллсворт, - торжественно произнес Айк. - Так что благодарю. Есть масса фиговых пьес, но вы выбрали мою.
Она подумала, что причина не в желании, даже не в половом акте; мужчина воплощает жизненную силу, а женщина откликается только на эту изначальную мощь, слияние их тел будет простым свидетельством этой мощи...
Разве можно быть нелояльным к хлебу с маслом?
Возвращаясь, он спрашивал: "Ты выходила?" Никогда не звучало: "Где ты была?". Это не было ревностью.
В его взгляде она не увидела ни оправдания, ни сожаления, ни досады. Это был странный взгляд, она и раньше замечала его - это было поклонение. И это позволило ей осознать, что есть такая ступень поклонения, когда субъект поклонения сам внушает глубокое уважение.
на отдыхе хорошо смотрятся лишь те, для кого отдых - непривычное состояние, у них даже расслабленая поза заряжена целью.
- Ты так прекрасна, Доминик. Как мило со стороны Бога допустить, чтобы в одном человеке оказались прекрасны и душа, и тело.
То, что я никогда не старался быть порядочным, не так уж важно. Важно, что я никогда не ощущал потребности в этом.
Они подолгу сидели вдвоем по вечерам, ничего не говоря, каждому было достаточно присутствия другого. Время от времени они обменивались взглядом и улыбались, и улыбка была как рукопожатие.
Юноша был молод. Он только что окончил университет - этой весной девятьсот тридцать пятого года, - и ему хотелось понять, имеет ли жизнь какую-нибудь ценность.
Не презирай среднего человека. Он необходим. Чтобы состоялась любая большая крарьера, нужны два слагаемых: великий человек и человек более редкий - тот, кто способен увидеть величие и сказать об этом.
Я ненавижу некомпетентность. Вероятно, это единственное, что я ненавижу. [Рорк]
Мне нравится работать на одних и не нравится - на других. Хотя и то и другое несущественно для результата.
- Странно, - сказал Винанд. - У меня до возмутительных пределов развито чувство собственности. Я как-то преображаю вещи. Стоит мне обзавестись в какой-нибудь дешевой лавчонке пепельницей и, заплатив, положить ее в карман, как она становится необычной пепельницей, отличной от других, потому что она моя. Она приобрела новое качество, какую-то ауру. И так со всем, чем я владею.
- Когда ты останавливаешься перед вещью, которой восхищаешься, ты испытываешь только одно чувство - его можно выразить словом "да". Утверждение, приятие, знак сопричастности. И это "да" больше чем ответ этой одной конкретной вещи. Это все равно что сказать "аминь" жизни, "аминь" земле, котороая несет эту вещь, той мысли, которая создала эту вещь, и себе, способному видеть ее. Способность сказать "да" или "нет" лежит в основе всякого владения.
Чувство, которое меняется, - это вообще не чувство. Есть книги, которые мне нравились в шестнадцать лет. Я люблю их до сих пор.
- С тобой почти бессмысленно разговаривать, Говард. Я всякий раз чувствую себя так, будто зачитываю копию текста, оригинал которого ты уже держишь в руках. Ты как будто слышишь все, что я собираюсь сказать, с опережением на минуту. Мы не синхронизированы.
- По-твоему, это называется не синхрнизированы?
Он отметил особую манеру Рорка, останавливаясь, широко расставлять ноги, держа руки по швам, подняв голову, - непроизвольная поза уверенности, энергии, контролируемой без всякого усилия. В эти моменты линии его тела были безупречно правильнгы, как и линии его строений. Архитектурное сооружение, подумал Винанд, - это решение взаимосвязанных проблем напряжения, равновесия и надежного сцепления противодействующих сил.
- Послушай, Гейл, - Рорк встал, потянулся и сорвал с дерева толстый сук. Напружинив мышцы, он медленно, преодолевая сопротивление, согнул ветку в дугу. - Теперь я могу сделать из этого все, что хочу: лук, трость, поручень. В этом и есть смысл жизни.
- В силе?
- В труде.
- Я хочу сказать, что людей делает несчастными не ограниченность выбора, а неограниченный выбор.
А как же патагонцы? Наше дело внушить патагонцам, что им необходима крыша над головой. Прескотт называет это диалектической межпространственной взаимозависимостью.
Когда хочешь что-нибудь вырастить, ты не ухаживаешь отдельно за каждым семенем. Ты просто разбрасываешь удобрение. Остальное сделает природа.
- Ты прав, Эллсворт. Именно об этом я хотел поговорить с тобой. Ты удивительный человек, читаешь меня, как раскрытую книгу.
- Какую книгу, Питер? Бульварный роман? Любовный? Детектив? Просто плагиат?
Человек теряет все, если он теряет чувство юмора.
Меня всегда интересовали не мои клиенты, а их архитектурные потребности.
чтобы сделать что-то для людей, нужно быть в состоянии это сделать.
Он подумал: "Помнить о боли, которую тебе причинили, и ничего при этом не чувствовать - это страшно. Страшнее, чем перживать все снова и снова."
Единственное, в чем я уверен, это то, что мои неудачные проекты заканчивали свою жизнь в корзинке для мусора.
Молчание было для них лучшим способом общения.
Я не хочу быть символом. Я - это только я.
Я продал свою жизнь, но за хорошую цену.
Настоящего эгоиста не может затронуть одобрение окружающих. Он не нуждается в нем.
Можно изображать добродетель для окружающих. Нельзя изобразить добродетель перед собой, если ее нет.
Есть дела, в которых нельзя просить помощи и нельзя помогать.
Ты замечал, что идиоты всегда улыбаются?
как силен и талантлив человек в своих мыслях и наедине с самим собой.
Нельзя дать или получить способность к творчеству, одолжить ее или поделиться ею. Она принадлежит каждому в отдельности.
Основное, что требуется созидателю, - независимость. Мыслящая личность не может творить по принуждению.
Я пришел заявить, что не призаю чьего-либо права ни на одну минуту моего времени. Ни на одну частицу моей жизни и энергии. Ни на одно из моих свершений. И не важно, кто заявит такое право, сколько их будет и как сильно они будут нуждаться во мне.
Я вышел заявить, что я человек, существующий не для других.
Заявить это необходимо, ибо мир гибнет в оргии самопожертвования.
...если ты пронесешь свой девиз до конца, то это и будет победа.
Перед ней остался лишь океан, небо и Говард Рорк.